Валерия. Роман о любви - Юлия Ершова

Пётр Миронович читал газету с карандашом в руках. Иногда он приподнимал очки, как будто не верил своим глазам, и перечитывал отрывок из текста несколько раз. Потом чёркал его. Или обводил. Или вырезал лоскуток газетной ткани и скрепкой подшивал его к стопочке других лоскутков, делясь своими соображениями с обожаемой молодой начальницей, листающей руководство пользователя нового программного обеспечения. Ей хотелось быстрее поставить обеспечение на свою ПВМ и утонуть в зазеркалье синего монитора.

И вот дверь кабинета на мгновение просела и отворилась, соскакивая с петель. Плотность несвежего воздуха триста пятой молниями пронзил вошедший незнакомец, одетый в облегающий костюм серой шерсти. У Петра Мироновича из рук выскользнули лоскутки и рассыпались по тускнеющей желтизне паркета.

Как по команде, уставились на него сотрудники группы информатизации, окутываясь новым запахом идеального мужского парфюма, а Лера вытянула шею и выдавила из себя несколько слов:

— Добрый день… Вы по какому вопросу?

— По вопросу вашего срочного прогула, — отозвался вошедший и окинул взглядом сотрудников группы.

Светланка оторвалась от экрана и потеряла сразу двух жаб. А Пётр Миронович смотрит на человека в сером костюме поверх очков: незнакомец ноги расставил широко, осанка царская, руки холёные, перекрещены на груди, подбородок лопается от гордости. Знатный пенсионер смекнул — перед ними чиновник из элиты.

— Зарплату свою, господа учёные, вы отработали ещё на прошлой неделе, поэтому я, как бывший научный сотрудник, а ныне руководитель крупнейшего в стране объединения, данной мне властью отпускаю вас с рабочих мест. Идите, дорогие труженики науки, домой, — незнакомец засунул руки в карманы и вперился взглядом в руководителя группы, — кроме начальства, разумеется. Капитан не должен покидать тонущий корабль.

Светланка и Пётр Миронович зашевелились, каждый на своём стуле.

— Два раза я не повторяю, — отчеканил человек в сером костюме, напустив на лицо прокурорской суровости.

Светланка вздрогнула. Теперь и она не сомневалась — перед ними начальник, голос которого парализует позвоночник.

— Что ж… К нам пожаловал такой добрый руководитель… крупнейшего в стране объединения. Не смею возражать. Ступайте, товарищи, — сказала молодая начальница с дерзостью в голосе и так посмотрела на него, с обидой ли, упрёком ли, что сотрудники сообразили: Валерия Николаевна уже встречала незнакомца.

— Светлана Фёдоровна, — продолжила Лера, — завтра, как мы и договорились, можете не приходить. А вас, Пётр Миронович, буду рада видеть… как всегда, в восемь тридцать.

С подчинёнными Валерия Николаевна прощалась с таким сухим лицом, что казалось — в нём нет ни капли человечности, только острые углы любимой её математики. В дверном проходе замешкался Пётр Миронович, наверное, хотел что-то спросить у молоденькой начальницы, но наткнулся взглядом на высокого гостя и обмяк. Он по-стариковски поджал губы и потом закрыл дверь.

А Лера унеслась в другой конец кабинета и упёрлась лбом в закрытое от осени окно. Ржавой кроной ей кивнул засыпающий каштан. Превратиться бы в этот сонный каштан, напиться холодного сока земли и уснуть до тёплого майского солнышка.

— Какая гнусная история… — причитает Лера. — О чём будут шептаться в курилке?.. О чём — уже известно… О чём…

Высокий гость смотрел на неё и улыбался глазами. «Гнусная история»? К ней пожаловал сильный мира сего, о котором не смеют мечтать подобные ей разведённые женщины, с трёхгрошовой работой и детьми на руках. Но она не понимает. Мнит из себя породу. Дочь известного профессора. Вот и позвоночник прямой от гордости, плечи напрягла. Дышит порывисто. Ещё немного — и раненой птицей вылетит из окна. И на него не смотрит, не улыбается, не кидается в объятия… А ведь любит — вон как губы дрожат. Ничего. Пусть фордыбачится. В гневе она по-новому красива.

Высокий гость расположился за столом Петра Мироновича, расправил газету и произнёс, подливая мёду в голос:

— Я не и знал, что в твоей семье придают значение сплетням. Николай Николаевич не производит впечатления человека, который оглядывается на других. Да и Катерина Аркадьевна не из такого теста, чтобы слухов боятся. А ты ведь счастлива, что я пришёл.

Лера замотала головой и смахнула слёзы.

— Не лги, — вкрадчиво протянул он. — Я читаю твоё сердце… даже на расстоянии. Ты ждала меня, мечтала…

Лера опять мотает головой, но человек в сером костюме, таком шикарном и гладком, только улыбался — «я знаю, знаю».

Дверь опять вздрогнула — и на пороге объявилась запыхавшаяся Светланка:

— Уф… Очки забыла. — Пожирая взглядом то начальницу, прилипшую к окну, то высокого гостя с газетой в руках, вошедшая двинулась к персоналке и залепетала: — Я их тут забыла, тут, около экрана… Вы не видели, Валерия Николавна? Нет? — Лера опять мотает головой, спрятав глаза за стеклом. Но Светланка не растерялась и обратилась к незнакомцу: — А… а вы? Не видели? — Незнакомец улыбнулся и пожал плечами, а Светланка, выпрямила ноги в коленях, как ей советовала мама, и продолжила: — Я вас узнала, вы — ученик профессора? Правда?

Незнакомец навёл взглядом на девушку облако обаяния и ответил:

— Любимый ученик! Как вы догадливы. Именно — любимый ученик, роднее сына в некотором смысле.

— Хватит кривляться, — рявкнула Лера, отрываясь от окна, — освободите кабинет. Оба! Ты и… ученик. Мне работать надо.

От внезапной атаки тихони-начальницы Светланка сжалась, а потом унеслась, как перекати-поле, подгоняемое ветром. А «любимый ученик» даже не шелохнулся. Спрятал улыбку и ответил:

— Круто заложили, Валерия Николаевна. Порода заиграла. Пробирает… Но я задержусь, на правах ученика.

— Здесь у вас прав нет, — возразила побледневшая начальница.

— Конечно. Здесь моя любимая женщина, которую я похищаю. Моя женщина.

— Не знаю, о ком вы… Но лично я никуда не похищаюсь. У меня рабочий день… работа… обязанности по трудовому договору.

— Довольно демагогии. Одевайся! Мы уезжаем за город на два дня.

— Нет!

— Да!.. Я мечтал о тебе, скучал, неужели ты не чувствовала? — прозвучало у Леры над самым ухом.

Она закрыла глаза, пытаясь найти для отказа аргументы посильнее, но душа уже вскочила в его автомобиль и ни за что на рабочее место не вернётся.

— Я твоя рабыня, — Лера опять прижалась лбом к холодному стеклу, — женщина с чувством достоинства выставила бы тебя в два счёта. Как ты себе представляешь, о чём будут трепаться в курилке завтра? Нет, уже сегодня, у Светки дома есть телефон. Как объяснить моё отсутствие директору? Что сказать мужу? Он до сих пор не переехал на новое место, это через дорогу. Назначение подвисло, он нервный такой. Ещё проблемы с монографией, директор опять выставил его на посмешище… А Пётр Миронович?

— Нашу встречу я планировал две недели. И вообще, какая разница, о чём будет сплетничать эта очковая кобра? Ты никогда не соскочишь с её слюнявого языка, мой визит не решает ничего. Ты ведь дразнишь всех интеллектом и должностью. Да? Дочь знаменитого профессора.